Творчасць Канстанціна Нілава

У Оршы жыве паэт, член Саюза пісьменнікаў Беларусі Канстанцін Нілаў. Сваімі новымі творамі ён заўсёды рады падзяліцца з землякамі.
Некаторыя з навінак Канстанцін Рыгоравіч дасылае і ў рэдакцыю “АГ”. Каб вершы і паэмы хутчэй адшукалі сцяжынку да чытача, мы вырашылі размяшчаць іх на нашым сайце. Спіс твораў паступова будзе дапаўняцца.

Колокольня
(рассказ)

…Отец Сергий не спеша шагал в направлении колокольни. Недавно отстроенная с помощью спонсоров, колокольня Кутеинского монастыря сияла своим золотистым куполом в лучах яркого июньского солнца.
— Вот и сбылись с Божьей помощью наши мечты, — показывает отец Сергий на колокольню своему спутнику, немолодому седовласому мужчине, шагающего рядом с ним. – Одна из трёх оказий, дождавшаяся своего воплощения… Небольшой кажется объект, по сравнению с огромными Витебскими и другими соборами, но для нас он очень важный. А то много говорильни вокруг этой нашей Кутеинской лавры, её возрождения, но как дело доходит до денег, так все сразу в кусты… Вот нашёлся такой божий человек, помог отстроить первую очередь лавры, эту колокольню нашу… Есть такой Вячеслав Заренков. А ведь это такая великая святыня наша лавра: считаю её одной из самых главных святынь в Беларуси! Какой собор или монастырь может сравняться с ней и её историческим значением. Но, увы…
И отец Сергий, отрешённо сделав взмах руками, продолжил говорить дальше:
— …Назначили республиканские, кстати, с помощью института истории Национальной Академии Наук, ежегодные кутеинские чтения, но вот уже два года, как они не проводятся. А жаль… История не любит таких непонятных штрихов на своих страницах.
Его спутник молчал, о чём-то сугубо своём сосредоточенно думая…
— Да, — наконец вздохнув, будто очнувшись, сказал он. – История не любит штрихов, но их так много на её страницах. Вот и у меня есть своя история, связанная с этой колокольней. Правда — со старой, разрушенной в конце войны, колокольней…
— Военная история, — добавил он.
— Расскажите, — взглянул на него отец Сергий. – Я ведь тоже в прошлом военный…
Они уже вплотную подошли к колокольне, стали подниматься по её ступеням. Поднявшись к самому колоколу, остановились, любуясь из её створ берегами, покрытых яркой летней кветенью, Днепра.
— … Шёл мне тогда семнадцатый год. И так случилось, что почти с самого начала войны я стал участником Оршанского подполья. Правда, не совсем Оршанского, точнее – Копысского, знаете наш такой посёлок… Но напали вскоре на наш след гитлеровское СД, и я, и мои товарищи, вынуждены были уйти в партизаны. В знаменитую бригаду дяди Кости, Константина Заслонова, попал я тогда. Сам то я наполовину немец, наполовину – белорус… Эта история с моей такой родословной очень давняя. Дед мой, по материнской линии, был коренной немец, жил когдато-то в пригороде Гамбурга. Окончил в своё время Берлинский технический лицей и прекрасно разбирался в механике. Перед самой первой мировой войной его и пригласил к себе механиком на тонкосуконную фабрику сюда под Оршу барон Корф… Бароны Корфы – знаменитый род, давно поселившийся в России и принёсший для неё немалую пользу. Один из Корфов был даже при царском режиме командующим российскими сухопутными войсками, другой – губернатором в городе Витебске. А этот наш Вильгельм Корф был промышленником, что говорится: «от макушки до пят бизнесмен». Облюбовал он себе такое перспективное, с точки зрения экономики, место всего в тридцати километрах от Орши, в деревне Яковлевичи, где и построил , перед самой революцией, небольшую силовую электростанцию, тонкосуконную фабрику, кирпичный завод. Большие были у него перспективы, связанные с Яковлевичами, но всему помешала революция. Барон вынужден был бежать в Германию, ну, а его работники, перешли на работу новой власти. Многие из них уже переженились с местными жителями, потому что особо никто их не стремился бежать обратно в Германию, тем более там тоже наступали времена непростые.
Моя мать, младшая дочь деда, вышла замуж за местного парня, моего отца, кстати, также хорошего техника. Потом партия перевела отца главным инженером на Копысский льнозавод… С началом войны отец ушёл в Красную Армию, ну, а я с матерью и младшим братом, остались в тылу… Дед мой был очень начитанным человеком, имел большую библиотеку, часть из которой была на немецком языке, привезённая из Германии, и, конечно, заставлял он нас читать произведения на оригинальном языке, а сам ещё лично обучал своих внуков немецкому языку. Уже к пятому классу я свободно читал литературу на немецком языке… Но это, так сказать, прелюдия. Знания немецкого языка много помогли мне потом в подполье и партизанской жизни, где мне поручались часто весьма сложные задания, и, где без знания немецкого языка, было никак не обойтись. И хотя я не был щуплым пареньком, но для переодевания в немецкого солдата, были у меня «проблемы молодости и комплектности».
Однажды вызывает меня и моего друга Васю, с которым мы ушли вместе из подполья в партизаны, к себе командир отряда и командир нашей отрядной разведки, куда мы были зачислены с самого начала..
— Вот что, товарищи, — говорит командир отряда. – Есть для вас очень ответственное задание… Нам сейчас нужна позарез рация и новые шифры. Москва выслала всё это нам вместе с радистом на специальном самолёте. Но так случилось, что как раз в это время с Болбасовского аэродрома взлетели два немецких истребителя и наш самолёт вынужден был сбросить радиста в самом пригороде Орши и скрыться. Есть сведения, что радист с рацией приземлились удачно в местности, у пригорода Орши, где-то примерно в слиянии реки Кутейны и Днепра. Естественно, немцы перекрыли всё, что можно в окрестностях Орши, рыскают с собаками, но радист и рация словно провалились сквозь землю… Вот вам и поручается, товарищи разведчики, проникнуть туда в этот пригород Орши и попытаться разыскать радиста и его рацию… Скажу вам откровенно: дело очень ответственное и опасное, но весьма для нас важное. Подчёркиваю: всё у Орши перекрыто немцами! Ты, Павел, это он обращался ко мне, отлично знаешь немецкий язык и это твой большой плюс. А ты, Василий, знаешь хорошо Оршу и, как я знаю, жил где-то даже в Заднепровье оршанском. Поэтому на вас вся надежда в поиске радиста и рации. К тому же вы ещё, ну, извините меня, очень такие молодые ребята и это тоже сегодня ваш плюс. На всякий случай обеспечим вас справками с настоящими немецкими печатями. Повторяю: задание непростое и очень ответственное, но чрезвычайно важное для нас… Есть ещё одно обстоятельство, которое может вам пригодиться. Где-то там, недалеко от Кутеинского монастыря, в доме окружённой кустами сиренью, единственная в том примета, живёт наш человек. Так, командир разведки? По легенде оба вы будете его племянниками… Есть и ещё один человек, командир разведки назовёт вам пароль для его связи. Он тоже постарается обязательно помочь вам… С командиром разведки обмозгуете весь план вашего проникновения в Оршу и прочее. И этой же ночью, а лучше было бы с рассветом, вам нужно быть на месте…
Два часа мы с командиром разведки Петром Лукьяновым обсуждали план проникновения в оршанско-кутеинские земли. Был дан нам и секретный пароль для связи с подпольем Орши.
— … Никакого оружия, никакого намёка на партизанщину у вас не должно быть, — говорил Лукьянов. – Ваши мозги и собственные мускулы, вот и всё ваше сегодня оружие…
Решили идти в Оршу со стороны деревни Ставры, по урочищу реки Кутейны, берущей как раз начало недалеко от этой деревни.
-… Конечный маршрут ваш: сосновая роща в урочище Кутейны, — подытожил наказ командир разведки, развернув нам карту Орши и её окрестностей. Кстати, немецкую карту, со всеми подробностями до отдельного дерева и камня…
— Там ещё есть церковь у самого урочища, Святой Троицы и старая колокольня, они будут вам хорошим ориентиром, – Лукьянов посмотрел на Васю.
– Я тоже до войны не раз бывал в Орше, — и, понизив голос, добавил. – Даже в этой церкви тайно крестил своего старшего сына. Там очень хороший дьякон Григорий, ещё и мой дальний родственник, так что можете при случае, если такой представится, передать ему от меня большой привет. Но только сами знаете, во всём должна быть предельная осторожность! Действуйте по обстановке. Учить особенно тебя, Павел, не надо, не в таких ты бывал обстоятельствах. Кто – кто, а я тебя изучил хорошо. И как переодетым полицаем и немецким солдатом ты бывал с нами. Но ты сам знаешь о чём я говорю… И кто из партизан может похвастаться двумя медалями «За отвагу!». А у тебя они, Павел, есть и даже – два!
План проникновения в пригород Орши, точнее, Кутеинскую округу, предполагал осуществление, как я говорил, посредством реки Кутейны, и он оказался абсолютно верным, хотя и непростым… Река Кутейна в самом своим окончании проходила через плотные селения пригорода Орши и обнаружить себя нас здесь не было особого труда… Решили мы выдавать себя местными ребятами-рыбачками. Для этого, вооружившись небольшими сетями-топтухами, для чего нам в деревне Ставры, сопровождающие нас партизаны-разведчики, достали и настоящие «топтухи», и обрезанные до щиколотки резиновые сапоги, а также торбы с четырьмя штуками свежевыловленной плотвой.
И вот мы пошли… Уже при подходе к самой Орше, нас вдруг встретил прямо у реки, полицейский патруль.
— Что, рыбаки-бурдюки, имеете здесь? – заглянул в сумку веснушчатый долговязый полицейский. – О! Плоточки! Надо поделиться с властью, господа-рыбачки.
— Дяденька, да мы уже половина реки прошугали, а всего четыре штучки поймали, — набивал себе цену Васька.
— Ну, тогда, разворот назад, племянничек бедовый. И откуда крочите, рыбачки?
— От Ставров, и к себе домой в пригород… Мы тут на Краснофлотской живём.
— Краснофлотская была при большевиках, — вытаращил наглые глаза полицай. – Сейчас: Пригородная номер один!.. И вообще запрещено здесь даже у реки сегодня шастать. Давайте топтухи свои на плечи и айда домой к маменьке на печку…
— Так может возьмите пару рыбок? – сказал я.
— О, этот трохи что-то соображает,- засмеялся полицай. – Давай пару своих рыб, только домой я бы всё же советовал вам сразу идти. Всё равно там, у монастыря, вас немцы дальше не пустят, а может даже, и загребут в отстой.
— От чего-й то? – сделал удивлённый вид Васька. – На прошлом тыдне мы до самого Днепра дошли с топтухами.
— На прошлом тыдне были ладки и блины, а на этой только – шкварки. Га-га-га!.. Ну, идите, идите, скоро в отстойник попадёте… Да ещё и тютиков на вас натравят немцы.
Конечно, мы сделали вид, что послушались их совета, но сами, сделав небольшой крюк за тремя огородами горожан, снова приблизились к реке Кутейна… Дальше, подходя уже к самой монастырской территории, мы всё же, мокнув топтухи в реку, взвалили их на плечи, и пошли проулками, ища дом окружённый кустами сирени.
Дом нам не попадался на глаза и мы уже подошли близко к маячившему впереди кирпичному оштукатуренному забору Кутеинского монастыря. И тут вдруг увидели идущих по параллельному проулку четверо немцев с автоматами наперевес, а с ними каких- то двое гражданских мужиков.
Мы прижались к забору. И …
— Сюда, ко мне, — услышали мы приглушенный мужской голос.
Из ближайшей калитки, самого крайнего дома у Кутеинского монастыря, на них смотрел приземистый дедок с седой бородкой и надвинутой глубоко на лоб серой кепи… Ещё больше прижимаясь к забору, мы нырнули в калитку, где уже нас ожидал этот дедок.
— Немцы уже по второму разу обыскивают вокруг дома и все сарайчики, — сообщил шёпотом дедок, почему-то ведя нас к какому-то трёх- стенному сарайчику.
Мы бросили топтухи прямо у забора.
«Поветь» — понял я, когда мы ступили под крышу этого сарайчика.
С таким строенным объектом нельзя было спутать что-то другое… Как водится, в частных домах, под крышей поветей стояли козлы для распиловки брёвен, скирды нарубленных берёзовых поленьев, грубой столярный верстак и самодельный точильный станок с большим круглым абразивным камнем. Сбоку, на продолговатой бляхе, покрытой коричневой ржавчиной, лежала горка свежих древесных опилок.
— Вы я вижу ребята не местные… Да никакие вы и рыбачки, — мазанул по своей щеке рукавом, такого же серого, как и его кепи, пиджака дедок. – Я то этим промыслом давно занимаюсь. А вы и про топтухи свои уже забыли. Но дело не в этом, идите сейчас за мной, потому что немцы будут через полчаса и в моём дворе… Потом разберёмся что к чему. Или вы желаете всё же повстречаться в немцами?
— Не хотелось бы, — сказал я.
— То-то, я вижу это, — улыбнулся дедок. – А мы вот через эту мою поветку пройдём на монастырскую территорию, туда немцы уже сегодня заглядывали. Да, слава Богу, и не очень они церкви любят навещать с обыском.
Дедок раздвинул пару досок на задней стене повети и мы очутились на небольшой лужайке, прямо напротив высокой белокаменной колокольни с матово-белым православным крестом над куполом. Прикрыв за собой щель, дедок, оглянувшись вокруг, быстро повёл нас к колокольне.
Мы послушно исполняли все его приказы, не зная: кто это за человек, почему он помогает нам, и что от него следует ожидать далее. Ступили на деревянную лестницу, ведущую к колоколам. И тут он развернул нас в некое боковое помещение.
— Ну, вот покуда здесь и посидим, — сказал дедок и снял свою серую кепи.
Только сейчас мы разглядели его лицо. По внешнему виду «дедку» было лет за шестьдесят. Густые, развесистые брови, живые голубые глаза, плотная сетка морщин у обоих висков. Редкие седые волосы оголяли продолговатую блестящую лысину. Погладив голову всей пятернёй левой руки, он присел, на единственный, стоящий здесь в комнатушке, деревянный пожелтевший некрашеный табурет.
— Зовут меня, как есть с рождения, Григорий, — сказал «дедок». – Я тут по церковной службе дьяконом, и ещё звонарь, и ещё к тому смотритель зданий… Хотя я на службе у Бога, но власть гражданскую, какой бы она не была, да это власть моего народа, я, так сказать, чту… А если чужой ворог топчет и гнёт мой народ, то я этой власти должен помогать? А вы, знать, комсомольцы?
— Не успели ещё вступить, — откровенно сказал Вася, настороженно рассматривая Григория.
— Ну, это пожалуй и честно, — сказал Григорий. – Здесь у каждого своя позиция в жизни, хотя…
Стоп!.. Григорий?.. Григорий?.. И вдруг я вспомнил слова командира разведки Лукьянова о крещении его старшего сына.
— А вам, кстати, привет от Петра Лукьянова, — сказал я, наблюдая за реакцией Григория.
Мои слова казалось, не произвели на Григория никакого впечатления, только лёгкая тень улыбки промелькнула по его лицу.
— От Петра, сына Иванова, привет это очень даже хорошо, — и, немного промолчав, Григорий добавил. – Значит, я догадываюсь, откуда вы поэтому вашему « рыбацкому» делу?
Этот наш разговор не успел закончиться, как вдруг мы услышали громкие голоса. Григорий быстро, даже как-то молодецки, вскочил с места и приоткрыл дверь.
— Немцы! – едва не вскричал он. – Так, хлопцы, сидеть и не двигаться с места!.. И чего их сейчас припёрло сюда? Такого ещё не бывало, чтобы они так сюда подряд через час приходили.
Мы притаились. Конечно, у каждого из нас было сейчас чувство, что нас заманил сюда специально этот Григорий. И хотя он знает нашего командира разведки, и может даже его и родственник, но человек за это время, особенно военное, может сильно измениться. И эти разговоры про власть?.. Какую только власть он на самом деле почитает?..
Оружия у нас не было, сопротивляться было бесполезно. Вся надежда была на порядочность Григория и нашу большую везучесть. Одно время нам показалось, что мы уже слышим стук тяжёлых солдатских сапог поднимающихся к нам немцев… Прошло несколько секунд и… шаги стали удаляться. У обоих нас на лицах выступил мелкий пот…
Громкие голоса немцев стали затихать. Прошло ещё минут десять, которые показались нам целой вечностью, и, наконец, послышались шаги, которые могли принадлежать только Григорию.
— Ушли, — открыв дверь в боковушку, вздохнул Григорий. – Видите ли: одному из немцев захотелось услышать голоса колоколов. Пришлось пообещать ему, что в ближайшее воскресенье, на праздник апостолов Петра и Павла, приглашу его сюда обязательно и озвучу праздничный звон этих колоколов.
И вдруг Вася сказал:
— А скажите, продаются ли на вашем базаре косы?
Я удивлённо посмотрел на него, зная, что это слова пароля для связи с Оршанским подпольем.
— Косы и серпы продаются в скобяной лавке, — был ответ Григория.
Я вытаращил глаза. Григорий?!.. Да это и тот человек который должен был нам помочь?
— Ну, что, хлопцы, все мы оказывается нашими, — Григорий плотно прикрыл дверь боковушки, сел на табурет и снова снял кепи.
— Извините, Григорий, как вас по батюшки то, — спросил я.
— Да, Григорий и всё… Ну, а если для солидности моего возраста – Григорий Семёныч.
— Вы что-нибудь знаете, Григорий Семёнович, о парашютисте, которого видно ищут немцы?
— Говорят: снаряд два раза не попадает в одно место! – широко улыбнулся Григорий. – А у нас он и попал уже третий раз!.. Есть он здесь ваш парашютист. И спрятан надёжно, и совсем рядом… В бывших кутеинских ремесленных мастерских. Есть тут такой проверенный схов, что немцы со своими собаками никогда не найдут.
И вдруг Григорий резко поднял голову:
— А вот, хлопцы, в Бога вы верите? Правда, что я спрашиваю, вы же в комсомол желали идти? А вот дома у вас иконы имеются?
— Имеются, — ответил Вася. – Матери наши даже молятся.
— Вот, матери — умницы. Матери наши славянские всегда во все времена были умницами. Они знают, что из неживого живое не может ничто не сотвориться. Они знают, что на это должна быть особая воля, особая власть. Они знают, что в каждой душе живёт вера в Бога и должна эта вера жить в каждом доме. И хочется кому или не хочется, но всё равно, рано или поздно, человек придёт к Богу… Так и о сегодняшнем дне, ведь всё случившееся не просто… Но придётся вам, хлопцы, до завтрашнего вечера ещё пожить у меня. Завтра в полдень только немцы снимают своё окружение. Иначе выбраться всем отсюда невозможно, тем более увести радиста… Это ещё чудо, что вы не нарвались на немецкую засаду… Если бы вы шли сюда от сосновой рощи, обязательно попали бы в их руки. А это – настоящее чудо с вами. И знаете, хлопцы, если уже случилось такое чудо, то оно с Божьей помощью, а значит, подарю я вам, всё же, хлопцы, по крестику. Носить на шее знаю не будете, но запрячьте его где-нибудь при себе в потаённом месте… Жизнь у вас долгая, а обстоятельства у неё могут быть разные. А Бог вам поможет пройти все ваши такие трудные коллизии… А вера наша на нашей земле ещё восторжествует, попомните меня.
Григорий полез в нагрудный карман и достал оттуда небольшую, похожую на портсигар, деревянную коробочку. Открыл её. Аккуратно сложенные серебреные крестики лежали в ней ровными рядами. Григорий тремя пальцами взял два из них и подал нам…

Отец Сергий и неизвестный мужчина (ясно теперь, что был он по имени Павел), прошли вокруг колокола, рассматривая его со всех сторон.
— Сделано это доброе строительное дело, но чуть не обвинили меня в нём, — сказал огорчённо отец Сергий, погладив рукой колокол. – В разных инстанциях научных были свои мнения. Одни: строительство колокольни считали оосуществлять только на старом месте, другие – только рядом. Отстроили мы её на старом месте. И я думаю правильно.
— А разве это имеет большое значение? – спросил Павел. – Кстати давайте познакомимся. Вас, как слышал я у храма, зовут отец Сергий. Ну, а меня — Павел Геннадьевич, Павел Геннадьевич Веслов. Полковник в запасе, войска ГРУ.
— Ну, если уже так фамильярно, то перед вами и полковник запаса Константинов.
— Очень приятно познакомиться, — Павел Геннадьевич немного помолчав, продолжал:
— …Да это крестик и благословение дьякона Григория я носил и ношу всю жизнь. После освобождения Беларуси, был призван в армию и сразу меня направили в ГРУ… Не буду рассказывать про всю свою службу, да во многих её эпизодах она ещё и по грифам секретности… Расскажу только один такой эпизод. Однажды я попал в специальную группу, которая должна была выполнить архиважное государственное задание, может даже исходившее от самого Сталина. Мы должны были сфотографировать, именно только сфотографировать, одни важные документы, лежащие в секторе бывшего большого гитлеровского генеральского чина, живущего в то время уже в Аргентине… Время было уже послевоенное, тогда многие нацистские высшие чины прятались в Аргентине. Легенды ходили, что там прятался даже сам Гитлер. Но это легенды…
Не буду рассказывать, как нас доставляли к берегам Аргентины, это и сейчас ещё является большим секретом. Но через пару недель мы добрались до резиденции этого бывшего гитлеровского генерала. Однако пробраться к сейфу было непросто. Резиденция генерала была окружена несколькими рядами колючей проволоки, между двумя первыми рядами даже был ров с водой, по периметру сторожевые вышки. Практически – неприступная крепость!.. А внутри – охрана с собаками… Дня три мы лежали у этих проволок, ожидая подходящего момента. И тут случилось так, что этот генерал куда-то срочно уехал. Естественно, охрана сразу расслабилась… Надо учесть ещё и то, что при той горячей, почти трагическом климате, и повышенной влажности, погоде, кроме жары, людей одолевали ещё и комары. Правда мы обзавелись от комаров особой мазью… Но эти комары доставали и охрану генерала. Для спасения от жары и комаров во дворе резиденции генерала был сооружён специальный бассейн, который накрывался особым стеклянным огромным колпаком с одним узким лазом, прикрытым брезентом и металлической задвижкой, чтобы туда не могли попасть комары.
И вот, расслабленная охрана, спустя полчаса отъезда генерала, ринулись в этот бассейн… И тогда мы молниеносно сработали по выработанному ранее плану. Мы тут же преодолели все эти проволочные преграды и, очутившись во дворе резиденции, заперли в бассейне охрану. Особенно ловко действовал в этом деле один наш спецназовец родом из Азербайджана…
Открыть сейф это было для нас простым делом техники… У каждого из нас был специальный микро фотоаппарат, которыми мы тут же сделали копии документов, хранившиеся в сейфе генерала… Когда мы уже уходили из дома, нас обнаружила смена охраны, отдыхавшая в это время в отдельном помещении… Из двадцати членов нашей спецгруппы, только мне и тому парню из Азербайджана, удалось тогда уйти живыми. Мы доставили эти документы в Москву… И, сказать честно, всякий раз, в самые трудные минуты я дотрагивался рукой до груди, где у меня в подшитом потаённом месте хранился тот крестик из этого Кутеинского монастыря, подаренного тогда дьяконом Григорием в колокольне… И друг мой Василий при каждой встрече вспоминал часто про те наши партизанские похождения и, конечно, колокольню Кутеинского монастыря… Живу я теперь в Москве, но недавно прочитал в интернете об отстроенной колокольне Кутеинского монастыря и решил непременно посетить её… Вот я и здесь.

Прыгоды Тараса, унука Тараса,
Таго, што знянацку зляцеў да Парнаса.

Канстанцін Нілаў
Тарас,
наш час,
і НЛА.
(прыгода трэцяя)
Гісторыя такая,
Вось прызямліўся НЛА
У лесе на ўскраю, абраўшы раптам касмадром —
Палянку побач з сасняком…

А там – пяць крокаў хмызняком,
Таксама быў наш “касмадром”,
З хацінкай-леснічоўкай
І з лазневай “бакоўкай”,
Крынічкай падкалоднай
І сажалкай прыроднай…
“Хацінка”- цёсанай сасной,
Пад метраў трыццаць даўжынёй,
“Бакоўка”, калі так назваць,
Адна парыльня – метраў пяць…

Але чаму вось назва гэта?..
Як пагранічны стары слуп,
Абкаркаваны, бы ракета,
Каля варот стаяў там дуб.

І клікаў так паміж сабой
“Народ”, што тут рабіў пастой..
Таемным кодам агентур:
“Наш касмадром”, “Наш Байканур”,
Што нават жонкам неўдамёк,
Калі падслухаюць “званок”.
А той “народ” быў моцны,
Дзябёлы, чынны, плоцкі,
Вышэйшай нейкай касты,
Банкіры і стылісты,
Дырэктары, міністры,
І іншае начальства.

Былі і “так – рабяты”:
Тарас наш памагаты,
Апальшчык лазні Рома,
І вартаўнік Ярома…
(Дарэчы, тут таксама “блат”,
Ярома быў Тарасаў сват).

Не раз іх летам млосным
Пасля размінкі лазняй
“Стартануць што ў космас”
“З сакрэтную “наказней”
У вёску засылалі,
За тым, што не дабралі.

ІІ

Сцяжынкаю памятай
Падкошанай атаўкі
Ішлі зноў “так-рабяты”
У вёску за “дабаўкай”.
“Дабаўка” сёння квасам,
Настойкай “Тыгра вочы”,..
Чарга прыйшла Тарасу
З Яромай сёння крочыць.

И з песняю “Шарманка”,
Па дзецях сваякі,
Рашылі тут палянкай
Зарэзаць “на цянькі”.
І толькі вось ступілі
Нагою ў сасняк,
“Рабяты – так”…застылі!
Было чаго аднак…

ІІІ

Тарас (мяў шапку): Сват Ярома,
Куды імчыш, замры і стой.
Ты бачыш гэта прад сабой?!
Ярома: Ды гэта, можа з невядомых
Талерак, што ў газетах пішуць?
Цікавы вельмі тарантас,
Няма такіх яшчэ ў нас.
Тарас: Глядзі, глядзі, вунь “здані” выйшлі!
Ярома: А пінжакі як іх блішчаць!
А ў руках на стужках вішні!
Вось не мяшала б паспытаць?
Тарас: Ага, кусні і станеш кропкай,
Тут мо кітайская падробка!..
Ярома: Пінжак вось жонке б на сукенку!
Тарас: А пад крапель усю талерку…
Ярома: Пайшлі! На поле!.. У сяло!
А мы давай вось у талерку
Ды зробім “рускую паверку”…
Тарас: А што, было ці не было!..
Яны ж да нас, здаецца, у госці,
Але ў душы маркотна штосьці.
А “здані” – ды б жонак нашых?
Я заўважаў вось за Наташай
Сваёй, здаецца – хахаль ёсць?
А можа – гэты зорны госць?
Тарас: Ну, “Дэздэмон” – у рукі ногі!
Ідзем, як кажаш, павяраць,
А хто каму наставіць рогі,
Няма тут часу разважаць,

IV

Зайшлі…Талерка з мноствам кропак,
Стулы бліскучыя вакол,
Маленькі, з вазай, жоўты стол,
Як з неліцэйзенскіх падробак…
І пакруціў свой вус Тарас:
— Цікавы вельмі тарантас!
Ярома з вазай сам на сам:
— Здаецца, спіртам пахне там.
Вось колькі раз з сябе я кпіў, —
Што кубак свой не прыхапіў.

І раптам дзверы ўраз прапалі,
І кропкі дружна заміргалі,
І млявасць нейкая ў целе,
Ну, сват Ярома – паляцелі!..

Але спужацца не паспелі,
Чуваць, ізноў на глебу селі.

І зноў насупраць раптам дзверы,
Паветра свежага ўздых,
Крок… Лезуць дзверы ў шпалеры,
І вось ужо не бачна іх…

Глядзяць Ярома і Тарасе:
Зямля такая, як і наша,
Вунь бачны хаты, поле, лес,
Далей якбыццам Днепрагэс.

А з боку, за вясеннім лугам,
Араты клыпае за плугам.
— Глядзі, а можа, сват Тарас,
Твой гэты, як яго, Парнас?
— Не, не такі… Парнас гарысты!
А тут – раўня… Аэрадром!
І далягляд, як шкло, празрысты,
І кветкі – люцікі кругом!..
— Ды ў каня вунь стоп-сігналы…
Ліхтар наперадзе гарыць!
Народ тут, бачыцца, бывалы,
Але вось плуг, як век, стары…

Пайшлі да поля… Роўна-роўным!..
-Здароў, мужык! Было каб поўным
Твае гумно, твае засекі,
Як у вясну лясныя рэкі!..
-Здарова, хлопцы! Стоп, мой кося!
Талерка ваша там, здалося?

Араты выцер лоб, зняў світку,
Паправіў шнур, а можа нітку,
Што ад вушэй ішла ў пояс,
У нейкі выцягнуты конус.
-А на грудзях мядаль з патэльню,
(А можа гэта знак нацельны?)
Блішчыць, як поўня сярод ночы,
Ажно сляпіцца сталі вочы!
А на нагах – “шчаблеты-коры”!
Пацягнуць мо на еўра сорак,
“Што творыць, гэтакі блазнюга,
І не шкада хадзіць за плугам, —
Тарас падумаў. – Я ж у горад
Пашкадаваў такія “коры”,
Яшчэ на свята вось абуць!
Нядрэнна “зорныя” жывуць!”

-Ды мы – таго, выпадак гэткі,
Тарас гаворку роўна вяжа,-
Зайшлі, а тут яна, як клетка,
Талерка гэтая не наша..
І дзе, і што?.. У вашым полі
Не па сваёй, таварыш, волі…

-А-а, зразумела…, — засмяяўся
Мужык, паправіўшы шчыблеты, —
А я ўжо і здагадаўся,
Што вы не з нашанскай планеты.

Я- цар тут, праўда, на паўстаўкі,
Мірон, прадставіцца вось мушу,..-
-Цар?! Гэта толькі для забаўкі?-
Спытаў Тарас, на плуг кіўнуўшы.

-Ды, не,- Мірон-цар знак пагладзіў,
Каб быць заўжды ў народзе гушчы,
Не зарасці да пятак тлушчам,
Указ такі я сам дарадзіў…
Вось на паўстаўкі я – араты,
А цар – з абеда да начы,
Мае міністры – капачы,
Вунь, бачыш, там блішчаць лапаты?
А ля ракі банкіры хутка
З касою выйдуць на расу,
У іх тут вахта цераз суткі,
Пасля – за стол, сушы касу…

Тарас патыліцу пачухаў,
Ярома свой капшук панюхаў.
-Да, дэмакратыя тут пэўна,
Як кажуць нашы: “Будзь ды будзь!”
-Мае царыца і царэўна
Авечак з раніцы стрыгуць…

-А што няма тае, для першых,
Напрыклад, стрыглы аўтамат?
-Ды ёсць, на іх народ прасцейшы,
Хто ж ля цара, той ля лапат.
Ну, у цара вось ёсць аралы,
Конь з элекронкай, дарагі,
Такія нашы “Капіталы”
І Маркс наш з Энгельсам такі.
Затое кожны ў здароў’е
Шлях свой надзейны намасціў…
А вось з талеркі гаварыў,
Ёсць край такі ваш Падмаскоў’е,
Дзе люд баярскі “забугрыў”.

Ды ў мяне такая мара,
Каб “падкаваным” больш тут быць,
Рашыў з царыцаю Тамарай
Я вось у партыю ступіць.
Пакуль даведкі мы збіраем
І маніфесты вывучаем,-
Такая, хлопцы, дыалема:
З рэкамендацыяй праблема!
Як мовіў нейкі правакатар:
“Як цар, дык ты – эксплуататар!”
А я ж усім, як ёсць, раўня,
“Эксплуататар” для каня…

-У нас ёсць дачкі, агароды..,-
Тарас рашыў паразважаць,-
-Таксама любім ля прыроды
Сябе ў росах памакаць…
Цар: Ды што вы кажаце, рабяткі?
Прывезлі неяк мне кіно:
Там у баярскіх вашых “хаткі”,
Што мой палац для іх – гумно…

Мой дзед з карупцыяй змагаўся,
Была ў нас – ого-го-го!
Што ў казне тады застаўся
Адзін “рубелік” усяго…
Сядзіць дзед вечарам ля касы,
Сабе стаў толькі давяраць,
А тут мінстр наш фінансаў
Рашыў яе абрабаваць.
А дзед паставіў толькі пастку,
Што дыназаўраў сам лавіў,-
І секанула, і на часткі,
Ды там, дзе той… мужчынскі быў!.

Міністры вушы навастрылі,
Штаны драцяныя пашылі,
“З царом апасна жартаваць,
Бо можна еўнухам так стаць!”

А тут прафесар з лячэбхаты,
Прыйшоў да дзеда далажыць:
“Давай, цар, новых немаўлятак
На генным узраўні расціць.
Знайшоў я гэты ген зладзейскі,
Так ледзь падправім незнарок,
Паменьшым нашых паліцэйскіх,
Сілававікоў ды зменьшым блок.
А як? Ды зробім мы прышчэпку,
Як вось заўжды ад стаўбняка,
Спытаў мой дзед: “А на патрэбку?”
“На сэкс? Ды што мая рука,
Калі паднімецца на гэта,
Ды ён найлепшы ген сусвета!”
І вось табе, мой цар, рашаць,
Дзяржаву трэба ратаваць.”
І што рабіць? І дзед рашыўся,
І бач, як ёсць, не памыліўся,
І не патрэбны вось рэформы,
Усе вакол – сумленнай формай.

-А як завуць планету гэту?
Тарас уздрыгнуў, як цяля,
Цар: Мы – у сузор’і Альфа-Бэта,
А тут дакладней -Звышзямля.
Тарас: А вось талеркі.. .
Цар: Ды не нашы,
(Прыкрыў ад зяху раптам рот).
Тут прылятаюць, б’юць баклажы,
Заправяць нечым і наўзлёт,
Ніколі ні аб чым не просяць,
А іншы раз кіно прывозяць.
У нас яно ўжо даўно
І ваша дзіўнае кіно.
Неразумення вось сцяна:
Чаму ў вас заўжды вайна?
І часам хто не жне, не косіць,
А вось кашэль вялікі носіць?
Таму ў вас – сілавікоў,
Як у бары баравікоў.
У нас і арміі няма,
Ліквідавана і турма,
Мы гэтак гены закруцілі,
Што ўсё пахабнае забылі…

V

І раптам прама па раллі
Імчыць мужчына нейкі,
Вярбою гнецца да зямлі,
Віхрыць вятрун кудзелькі.
-Ого! Цікава!.. Апанас!-
Паціснуў цар тут плечы,-
-Аставіў дзесьці тарантас,
Веласіпед дарэчы…
Ён – наш вядомы алігарх,
Дзяцюк сумленны, строгі,
Здаецца, на сваіх плячах
Тут выцягнуў дарогі.
Як кажуць: “Хлопец ад зямлі!”
Як дошкі пральныя былі,
Дарогі і ў нас.
А вось з’явіўся Апанас,
І ўсё зраўнялася ўраз…

-Што ж, Апанасе, натварыў,
Абпёкся бы крупені?
І не дабегшы метра тры
“Дзяцюк” паў на калені:
-Цар, пашкадуй! Не дай прапасць!
Усё, усё вярну я,
Не даплаціў капеек пяць
Падаткаў у казну я!
-Гэ?!- і наморшчыў цар тут лоб,-
-І як ты нам зрабіў наклёп?
Знарок? Мо пралічыўся?
-Не, цар наш любы, незнарок,
Бухгалтар памыліўся!
Цар: Я пашкадую, а сенат?
Каб там не закруцілі.
Апанас: У мяне ж трое немаўлят,
Мы ж рубель даплацілі…
Я ўжо тры распіскі даў,
Там, у загадчыка царспраў…

Тарас Ярому тыцне ў бок:
-Вось што тут робіцца, сваток!
У пяць капеек — рыльца,
І бачыш ты — злачынца!..

Цар: А грошы не паслаў у замежжа?..
Апанас: Не, цар, гатовы на заяву!
Усё як ёсць – у нашых межах,
Усе працуе на дзяржаву.
-Ну, што..,- цар выпрастаў свой лоб,-
-Каб быў апошні твой наклёп.
Збяру я вечарам сенат,
Мо пашкадуем неўмалят…

І зноў “дзяцюк” раллём імчаў,
Цар усміхнуўся і сказаў:
-Шкада мне вельмі Апанаса,
Ды паслізнуўся вось, зараза.
Хоць пяць капеек дробязь гэта,
Як кошт маркоўнае катлеты,
Але закон для ўсіх адзін,
Цар ты або грамадзянін…

Але малюнак паўстае,
Далекі ад прагрэсаў.
Ярома: Цар, што ў вас няма тае
“Таётаў, “Мерседэсаў”?
Калі глядзіце вы кіно,
“Тае”-аўтамабілі?..
Цар: “Прайшлі “Тае” сваё даўно,
Што нават і забылі.
Калі ёсць моцы ў нагах,
Вятроў і рэчак сіла…
Затое вось паветра пах,
Сасной бы засмаліла.
А што яно – веласіпед,
Як гаварыў калісьці дзед:
“Хай – рама, руль і кола,
А для здароў’я – школа!”

Цар растапырыў ноздры сам,
Услед – Тарас з Яромам.

Тарас: Паветра быццам той бальзам!
Ярома: З падсмакам невядомым…
Цар: Яшчэ канягі ёсць у нас,
Ярома (смяецца) : Крупы у стоп-сігналах…
Цар: А што, такі ён сёння час,
У нанаінтэгралах,
Рухавічок у плузе ёсць
На траўныя палеткі,
А трэба дык і конскі хвост
Засунем у разеткі-
Энергій тут, хоць пасылай
У нашу космаслаўку,
(Цар на талерку паказаў)
Сюды той круглы “тарантай”
Лятае на запраўку…

Тарас: (пра сябе) “Вучоны – цар-араты,
Але ж пара да хаты…”

VI

Цар на мабільнік глянуў коса,
Пачухаў пальцам каля носа:
-Пара заказваць абед,
Што вам: салат ці вінегрэт?
Шашлык мы тут не практыкуем,
Жывел і птушак мы шануем,
Але не толькі вось глядзім,
Усё малочнае ядзім.
І яйкі тут ідуць у ход,
Хоць любіць вінегрэт народ…
Бывае, рыбку ловім часам,
І да грыбоў – агулам ласы,
Ды на стале вось круглы год
Любы на смак пчаліны мёд…

Тарас напружыў розум свой
І, трасянуўшы галавой,
Спытаў:
-Але скажы, цар, колькі год
Жыве твой правільны народ?
Адказ быў нават урачысты:
-Узрост сярэдні год над трыста,
Аднак бывае і пяцьсот,
Пражыў ужо Пятроў Ізот!
І з палавінкаю Венерай
Вось трыста год… пенсіянеры!

Каб быць заўжды дзябёлым духам,
Я сам хаджу паўдня за плугам.
Люблю яшчэ пілу я “Дружбу”,
Ручную, дзе цягаеш ручку,
Пасля ў лазню і на службу,
На тую царскую цягнучку…
А вось царыца – дык з малечы
Любіла працу ля авечак…
Царэўна Лада, як яна,
На ферме з самага рання.
Ну, а пасля: палацы, фонды,
Выставы, кветкі і “Джаконды”…

Ну, што заказваем, хлопцы,
А можа шчуку ў маркоўцы?..
-Не, нам хутчэй дамоў вярнуцца,
Яшчэ б за квасам абярнуцца,-
Тарас вусамі затузаў,-
-Там на зямлі шмат іншых спраў…
А сам падумаў: “Трыста год!
Вось што яно – пчаліны мёд!”
-Дапамагу,- і цар мабільнік
Прыклаў да вуха:-Гэй, Сымон,
Табе вось звоніць цар Мірон,
Пасля даробіш халадзільнік.
З зямлі тут хлопцы прыскакалі,
Ды – не, па выпадку папалі,
Не, не з надзьмуханых паслоў,
Ірвуцца вельмі вось дамоў
І прыхапі наш квас “Сталічны”,
Пяршак настоены “Чарнічны”,
Цар падміргнуў: -Ён – мой таварыш,
Сымон, загадчык канцылярый.
Цар церабіў свае кішэні,
Што на баках яго штаноў.
Ад паясніцы да каленяў,
І штосьці трэбнае знайшоў.
-Вось пропуск вам у наша царства,
Прыдворных нават на правах,
Так што панове, мо-спадарства,
Для вас адкрыты зорны шлях!..

VII

І вось Тарас з Яромай разам
Ужо зямным узлессем крочаць,
Пяршак у торбе, торба з квасам
І ззяюць шчасцем хлопцаў вочы!
-Ты ўшчыпні мяне, Тарас!-
Прасіў Ярома, і не раз,-
-Мо гэта сплю, аднак – пяршак,
Што на зямлі не піў ніяк.
Зусім, здаецца, не пячэ,
У жываце, як мёд, цячэ…
Планета ж тая дзівакоў,
Калі не смажаць шашлыкоў,
Калі і царскі іх абед
Складае гэты вінегрэт…
Тарас: .І малако вось з мёдам п’юць,
Таму і трыста год жывуць!..
Ярома: Бацюхна, мой свет,
Каб трыста год – пад вінегрэт!
Я што падумаў, сват Тарас,
Яны ж не ведаюць каўбас!
І сала з шэптам на галінцы!
І боршч з наварам на бацьвінцы!
І гэта так вось – трыста год!
Не, не зямны яны народ…

Вось ззаду дол, за ім – пагост,
Сцяжы да “касмадрома”,
Адкуль ляцеў заюшны хлёст
З падкрыкам, па-зямному!..
А хтосьці жонцы пазваніў:
-На касмадром я заруліў…
Ну, што ты лаешся там, Эма,
Тут жа сакрэтнейшая тэма!
Якая лазня?.. Што за дрожжы?..
Рыхтуем новы спадарожнік…
Каб быў я цар, дык можа спаў,
А так вось з дрэллю ноч стаяў!..

Канстанцін Нілаў

Прыгоды Тараса, унука Тараса,
Таго, што знянацку зляцеў да Парнаса.
(прыгода чацвёртая)

З’ява першая.

Каля драўлянага дварышча стаіць яго гаспадар Кандрат, чалавек з’едлівы і вельмі недаверлівы, і яго кум Тарас.

Кандрат:
-Ды ўсё ты дурыш нас, Тарас,
Яшчэ ў гэтым стане,
(пстрые сябе пальцамі левай рукі па шыі).
Глядзеў напэўна ты не раз
“Тэорыі блукання”..
Там вось таксама НЛА
І розныя пасылы,
Мяце сучаснасці мятла,
Ды ўсё здаецца – мылам!..
Тарас:
-Ты, кум Кандрат, лепш памаўчы
Каля сваёй шпакоўні,
Не я, а ты згубіў ключы,
І іх шукаў у поўнач?
А я ж то бачыў: з Васілём
Вусы куда макалі
І запівалі кісялём,
Што жонак “абакралі”.
Кандрат:
(спалохана азірнуўся, паставіў указальны палец да вуснаў)
-Ну, кум Тарас, ты гэта – тысс!
Ні слова маёй Тасі!
(прыцішыў голас)
Але мяне “не ўбядзіш”
Аповедам Парнасся.
Тарас (цягне Кандрату сваю правую руку):
-Руку на спрэчку падавай,
На піва! І на бочку!..
Кандрат:
-Лепш на аўсяны каравай,
Бо так пасодзіш почкі!
Тарас:
-Ідзем у лес! Я пакажу
І ямку, дзе зваліўся…
Кандрат:
-А я “гаражных” насмяшу,
Дзе кум Тарас напіўся!..
Тарас:
(уззлавана)
-На бочку піва!.. І не менш!
Ідзем у лес і зараз,
Пасля пачэшаш голы плеш
Ля піўнішча, таварыш!
Кандрат:
(рашуча)
-А што? Пайшлі!.. І можа там
Яшчэ прыдбаю ёлку,
І піва хочацца вусам,
Як дурню перапёлку!..
(некуды ідуць)

З’ява другая

Лес.Тарас і Кандрат стаяць побач з ялінамі, якія тут растуць паўкругам, і дзе ямка прыкрытая галлём, на якое ўжо выпаў снег. Кандрат падыходзіць да адной яліны.
Кандрат:
-Вось прыгажуня, як Венера,
Так закахалася ў мяне,
Так і чакае кавалера,
Тарас, дазволь сякнуць яе?
Тарас:
-Гэта табе не ў маладосці,
Там, дзе вось так дурыць кагосьці…
А дзе квіток твой, кум Кандрат?
Бо тут табе не гаражы,
Я тут не кум табе – салдат!
І без квітка ты мне – чужы!
Кандрат:
(махае рукой)
-Я кум табе, а гэта, браце,
Не мухры-хухры, так казаць…
Тарас:
-Я кум табе, але ў хаце,
А тут магу далей паслаць…
Кандрат:
-Ну, бюракрат ты, і не болей,
Лічы, я снега папрасіў…
Ён у цябе мо коштам солі?..
Ялін вось тут – касой касі!
Тарас:
-Скажы ты гэтак сваёй Тасі,
Я тут на службе састаю,
І кумаў’ёў, і розных пасій
На службе я не прызнаю!..
Дамоў прыходзь – аддам кашулю,
Налью яшчэ і чацвярток,
А тут і родную матулю
Спытаю так: гані квіток!
Аўтар:
Так расспрачаліся рабяты,
Што лепш вяртацца ім да хаты,
Так даспрачацца і да лета,
Але прыйшлі вось не за гэтым…
Кандрат:
-Ды я скажу і нават Тасі,
Трапло Тарас, і ў квадраце!
Дзе ж яно, гэтае Парнассе?
На печы?.. Ва ўласнай хаце?..
Тарас:
-Гэ-так!..У хаце! І на печы!..
(рашуча раскідвае галлё з ямкі).
Не нарадзіўся чалавеча,
Каб так мяне вось абражаць!..
Давай у яміну скакаць!..
Кандрат:
(заглядвае ў яміну)
-Давай!.. Але ты толькі першы,
Крыху сам ногі пашкадуй,
І галаву, што носіць вершы…
Тарас:
-А ты не надта лемантуй!
Я – першы, але ты за мною.
Спужаўся? Брыкаешь слюнёю?..
Кандрат:
-Хто – я? Скачы, я зараз следам!
Я ў падводніках служыў,
І спаў, як з Тасяю, з тарпедай,
Калі ў плаванні хадзіў!..
(Тарас рашуча скача ў ямку)
Кандрат:
(чухае патыліцу)
-Мо праўду пішуць, што ёсць месцы,
Як у другое вымярэнне,
Вось можна проста так залезці,
Як палец вымурзаць варэннем?
Крыху маркотна, але толькі,
Не на падводнікаў напаў!..
Ну, сцеражыце мяне, зоркі,
Да вас я сёння завітаў…
(скача следам за Тарасам у яміну)
З’ява трэцяя

Парнас.Дарога ідзе міма сада. Яблыні з вялікімі, як гарбузы, яблыкамі. У небе свеціць сонца… Тут зусім не падобна на зіму…

Аўтар:
Ідуць рабяты , вочы жмураць,
Цікава… Кветкі, мора руж —
Як тыя страўсы тут куры,
І яблык большы за гарбуз…
Ды не паспелі прызямліцца:
Марс нечакана тут прадстаў.
Марс:
(папраўляе меч на баку)
-Эге! Зямляне тут, здаецца?
Каго-каго, вас не чакаў!..
Тарас:
(як ужо даўнішні знаёмы працягвае Марсу руку)
-Здарова! Мы ўжо знаёмы…
(Марс падае руку, але насцярожана аглядае Тараса)
Марс:
-І не сядзіцца ж табе дома.
І што, знаёмы мой, забыў?
Ты тут нядаўна быццам быў?
Тарас:
-Ды вось знайшоўся малаверца,
Я колькі раз яму казаў,
Што “ёсць Парнас, і ёсць тут дверцы,
і ў Парнассі я бываў”.
Марс:
(у бок)
-Ну, так здарылася аднойчы,
Сам абступіўся і пралез…
І што — зноў можа за настойкай,
А бо да дзевак інтарэс?
Хто ж не закрыў тут тыя “дзверы”?
І прыадкрыў сюды хады?
А можа гэтая Венера,
Што круціць намі, як заўжды?
(гучна да Тараса з Кандратам)
-Павінен вас даставіць Зеўсу!
Бо прахадной стаў гэты ход,
Так разбягуцца нашы дзеўкі
Ды паэтычны наш народ.
(Загадвае Тарасу і Кандрату ісці уперадзе, сам, выняўшы меч, крочыць следам)
Аўтар:
Насустрач раптам ім Юпіцер,
У зорках белых жоўты свіцер,
І шапка, бы пажарны шлём,
З вялікім страусным пяром.
Юпіцер:
(паказвае на Тараса і Кандрата)
-Ого!.. І што ён за народ?
Давай-ка, Марс, і іх на сход!
Глядзі, вунь час ужо каторы,
А тут і кворум не сабраць?
Бо косяць многія пад хворых,
І “ў бірулькі” лепш гуляць!
Марс:
-Але мне гэтых вось да Зеўса?..
Юпіцер:
-Дык ён жа гэты склікаў сход,
Так што давай іх — упярод!

Вунь, бачыш, — паскакала прэса…
Ды меч схавай, бо так размажуць,
У іх жа гэткая мысля,
Што тут вяроўкамі нас вяжуць…
І вось адмыйся зноў пасля?
З’ява чацвёртая

Цэнтральны палац “Парнас”. На сцэне прэзідыўм з трох асоб: у цэнтры – Зеўс, з левага боку – Сатурн, з правага – Вега… Зала запоўнена толькі напалову.

Зеўс:
-Ну што, пачнем?.. Але ж – паўзалы?
Дзе тыя творцы?.. Пушкін дзе?
Дзе гэты Колас і Купала?
Нептун:
(з месца)
-Яны зноў зранку у “Звяздзе”,
Усё там дзеляць ганарары…
Зеўс:
-А Мендзялееў дзе прапаў?
Няма Эйнштэйна акуляраў?
Нептун:
-Ды зноў напэўна ноч не спаў…
Зеўс:
(уздыхае)
-Усё вучонасці ахвяры…
Голас з залы:
-Ды кворум ёсць, ледзь больш паловы…
Зеўс:
-Тады пачнем…Тут год вось Новы
Да нас прыходзіць…Трэба стрэць,
Не будзем з боку ж мы глядзець?
Галасы з залы:
-Гэ-э! Гэта справа!.. Баль павінен!
І рэстаран “На трох вятрах”…
Зеўс:
(прыжмурвае вочы)
-А дзе іСталін, і Калінін?
У іх фінансы ў руках.
(У зале паднімаецца Троцкі у скураной тужурцы)
Троцкі:
-Я супраць тых бальшавікоў!..
Зеўс:
(спыняе яго прамову)
-Ты, Троцкі, тут завёўся зноў!
Мы тут пра свята… На зямлі
Палітыканства развадзі,
Троцкі:
-Ды згодзен я…Але, але…
Галасы з залы:
-Гэй, замаўчы, грамадзянін,
Ты – прастытутка быў і ёсць,
З цябе ўсё там пачалось!..
Зеўс:
(гучна стукае далонямі па стале)
-А мо Дзяржынскага пазваць,
Або ўсё ж мне пачынаць?
Яшчэ кажу каторы раз:
Тут – не зямля, тут – наш Парнас.
Тут ёсць другое вымярэнне,
Тут толькі мір і прымярэнне!..
Так… Хто вось будзе Дзед Мароз?
Юпіцер:
(з месца)
-Ды Мендзялееў, як заўжды,
І барада яго, і нос…
Зеўс:
-Ды ён ужо не малады…
А мо цябе, Юпіцер, раптам?
Ты ж марыш быць тут касманаўтам?
Патрэніруйся з барадой,
Твой старт намецім мы вясной.
Аўтар:
Юпіцер думаў: ”Гэта ж свята,
А тут не вып’еш вось, рабяты…”
Юпіцер:
-Не Мендзялееў, дык хай Ленін…
Зеўс:
-Дарэчы, дзе ён? Гэй, Ясенін?
Ты быў учора з ім у лазні…
Ясенін
(з залы)
-Мы толькі там папілі піва,
Артыкул ён панёс у “Ніву”,
А я забыў вось дома тазік,
Назад звярнуўся, больш не бачыў.
Голас з залы:
-Ды можа зноў сядзіць на дачы?..
Зеўс:
-Ну, гэты пішучы народ,
Нішто яму начальства, сход.
Хадзі за кожным толькі следам.
Дык можа мне быць раптам дзедам?
Голас з залы:
-Не, Мендзялееў…Ён не п’е,
Рацэпты толькі вынаходзіць.
Зеўс:
-Ну, добра, хай вось куцяр’е,
Два дні вучонага даводзіць,
А мы паглядзім, што і як,
Але далей ідзем аднак.
Так, а Снягурачкай хто будзе?
(Да сцэны, адпіхваючы адна другую, кінуліся Афрадзіта і Венера, пачынаючы скідаць на хаду з сваіх плеч каляровыя накідкі)
Зеўс:
-Тут нам камісіяй глядзець,
Ды не выпялівайце грудзі,
Павінны сціпласць крыху мець.
І на двары, здаецца, студзень.
Венера:
-Ага, як што, якое гора,
І сустракаць як рэвізораў,
І крыць гасцёвыя палаты,
І цалавацца ў рэстаранах,
Я не кажу ўжо пра саўны,
І хто тады заўжды заглаўны?
Венера – ты!.. А зараз – што?
Гуляй, Венера, ў лато?
(да Зеўса)
-Што, я не бачыла, як ты
Тут Неферціці вочы строіў?
А так яна– дык у кусты!..
Калі ж ужо пайшло на тое:
Дык хто ёй ружы пасылаў
І хто на дудальцы спяваў?
Афрадзіта:
-Ну, ты даеш аднак, Венера!
А хто маіх вось кавалераў
“На трох вятрах” паадбіваў?
(Венера і Афрадзіта кідаюцца адна да другой, але паміж імі становіцца Юпіцер)
Юпіцер:
-Стоп!.. Стоп!.. А ну-ка ціха, дзеўкі,
Павінна быць яшчэ культура,
У шапку кінем вось паперкі,
Каму пашчасціць, той-Снягура..
Зеўс:
-Дык дзе той Сталін і Калінін,
Я колькі іх чакаць павінен?
Калінін:
(з залы)
-Ды грошы ёсць, знайшоўся спонсар,
На ўсю праграму абяцаў,
Той, што купіў вялікі востраў,
Як на зямлі яшчэ гуляу.
Троцкі:
-А грошы, мо яны з крывёю?!
Кагановіч:
(з залы)
-А вось табе, дык – толькі маўзер!..
Троцкі:
-Мо – ледаруб? Бо за спіною
Я адчуваю гэта, Лазар.
Гэта не ты, сядзеў як сідзень,
Перасядзеў вунь колькі змен
Цэкаўскіх вашых перамен…
Кагановіч:
(абсякае Троцкага)
-Ды не такі я толькі злыдзень…
Ты Салжаніцына чытай,
Там у мяне нікчэмны пай…
Зала:
-Дзе той Дзяржынскі, дзе ты, Фелікс?
Зноў тут чухрыну Троцкі мелець…

-А на цукеркі што у нас,
Не ўсё ж вось на паляны?
Аўтар:
-І прагучаў як кантрабас
Тут голас Левітана.
Адказ быў просты і прамы:
Зеўс:
-Няхай даложаць музы,
Бо за салодкае не мы
Адказны – прафсаюзы.
І Ленін, ён жа іх вучыў,
Яго здаецца школа,
Калінін тут вось падлічыў
Да нітак і іголак.

Аўтар:
Калінін выцягнуў блакнот,
Гатовы да дакладу…
Зеўс:
-Ну, што, скажы ты, за народ,
Тут сход, а не нарада…
І на цукеркі грошы ёсць,
І ёсць і на “паляну”,
І не абдзелім маладосць,
І розных Левітанаў.
Пад мой кантроль гасцёвы стол,
Частушкі, жарты, песні…
Зала:
-Але каб Паўлаў зноў дэфолт
Пад Новы год не здзейсніў!..
Троцкі:
-Ага! Цэнзура – жартаваць?
Каб толькі мёд без хрэна?..
Зеўс:
-А што, каб маць ды перамаць
Пляскаць з галоўнай сцэны?
Зала:
-Дзе той Дзяржынскі? Сталін дзе?!
Тут Троцкі рэчку муціць!..
Насупраць партыі ідзе,
Пра хрэн якійсці трубіць!..
Зеўс:
-Што, распінаўся я дарма?
Ці хто з мяне смяецца?..
У нас тут партыі няма,
Тут не зямля, здаецца?
Забудзьце – дзе, хто натварыў
У тых рэўкатастрофах…
Хоць вось Андропаў гаварыў:
“На чай усіх і кофе!”
Голас з зала:
-На чай? І што тады яно,
Такое гэта свята?
Гэта – безгучнае кіно,
Дарэмная растрата!

Другі голас з зала:
-А выйсце ёсць у нас такое
І на любы дзяржаўны строй
У чайнік моўчкі “гэтае-тое”
І ўсё – андропаўскі напой!

Зеўс:
-А я Андропаву адказ
Напэўна намалюю,
Пад Новы год няхай Парнас
Шырока пасвяткуе!
Голас з залы:
-А кажуць нам, што на зямлі
Вось крызіс зноў балюе..
Зеўс:
-У каго родзіч у Крамле,
Няхай тэлефануе.
І хай спытае: ёсць – не ёсць,
Нашто разводзіць плёткі,
А то, хто выплесне вось злосць
З палужанае глоткі,
А ты пасля адказ шукай
Пра крызіс гэты і пра чай…

Марс:
-Ну, завяліся, сёння будзе
Такая лаянка да зор…
(да Тараса і Кандрата )
І што рабіць мне з вамі, людзі?
Які вось здзейсніць прыгавор?

Тарас:
-А прыгавор зрабі сяброўскі
Ды зноў адпраў нас на зямлю,
А я сачка табе з бярозкі
Вясной дзве бочачкі налью…
Кандрат:
-Ну, што табе з двух адшчапенцаў?
А з нас з казла як малака.
Засунь у дзверцы ці акенцы
І на зямлю да сасняка.
Марс:
(крыху падумаўшы)
-Угаварылі… Сок ваш – класны,
Пастаўлю бочкі на даму,
Вунь побач “выхад” ёсць запасны,
Ну, і “хутчэй”, па аднаму…
Аўтар:
(уздыхае)
Вось і зрабіўся гэты суд:
І негалосны, і падпольны,
Яна карупцыя і тут:
Дзве бочкі сока і ты –вольны.
З’ява пятая

Зноў лес…Недалёка ад ялін стаяць Тарас і Кандрат.

Тарас:
-Ну, што павекамі пахлёпаў?
Пабачыў: што яно Парнас?
Ды раскашэлься сёння ж, хлопец,
Жадае піва кум Тарас!
Кандрат:
(збіты з панталыку)
-Вось так, дык так!..Было аднак!
І паважай,таварыш, чціва:
Куды не трэба свой пятак
Не сунь, бо трэба ж бочку піва
Каціць у логавы лясныя,
А гэта ж грошы не малыя!..
Тарас:
-А то, Тарас ужо – трапец!..
Мо напрыдумываў пад шклянку…
Ды вось аповеду канец,
Бо Новы год стаіць на ганку.
Кандрат:
-А хто захоча на Парнас,
А мае гэта права кожны,
Складае спіс ужо Тарас,
А я, Кандрат, вам – дапаможнік…

Константин Нилов
Про Оршу, рай и Бороду

1
Где загораются зарницы
В слияньи рек Днепра с Оршицей,
Стоит преславный Орша-град,
Как сотни лет стоял назад.

И где теперь у нас игрищи –
В холмах застыло городище,
Берёза белая на нём
О чём-то шепчется с Днепром.

А рядом, крышами укрытый,
Базар оршанский знаменитый,
Шумит, гудит в трудах весь день…
Сюда из дальних деревень,
Обняв кошёлки на коленях,
Везут крестьянки кур осенних,
Им горожанки дуют в зад:
«Пух полетел – вези назад!»

Здесь всё найдёшь:
галоши, шапки,
Крема, шампуни, мыло, тряпки,
Часы, картины,
шорты, майки,
Ножи, шурупы, гвозди, гайки…

Сюда везёт трудяга Шклов
Вкус самых ранних огурцов…

Скрипят двуколые тележки,
Везёт Дубровно сыроежки,
Клубнику, сало, яйца, мёд,
Чему пришёл поры черёд.

Здесь пахнет утро сдобной булкой
И огурцов солёных вкус,
Во что влюблён так белорус…

Отсюда старт берут проулки,
Здесь улиц стартовый разбег,
Из тех советских красных век,
Тех – голифешных и тужурных,
Из грозных и младокультурных,
Из тех несбыточных коммунных…

Дань отдавая сельской руни,
Хлебам и тучным клеверам,
Молочным рекам и ручьям,
И уважая чинно власть –
Одна Колхозною звалась.

Недалеко под синим сводом
Есть Пролетарская с Народной.
А рядом с блёстками окон
Советской улицы разгон!..

Что говорить: ведь было время,
Идеей грезило всё племя:
Весь мир разрушить и отстроить,
И на манер свой перекроить.
И под всемирный манифест –
Творить партийный благовест…

Но не о том мой сей рассказ,
\Вы это слышали сто раз,\
Идеей сей не заболел,
Я просто мысль заимел,
И, сделав только «шаг» назад,
Я рассказать вам захотел:
Как мой прекрасный Орша-град,
На всю планету прогремел!
Как мой льняной днепровский край –
Вдруг на земле открыл… свой рай!..

2
…Вся от коррупции беда!..
Все, даже древние, пророчат, —
Жил в Орше-граде Борода,
Еврей премудрый, даже – очень…

В своём он деле — кум-король,
И не сравнять с ним
сих московских,
Где Абрамович просто ноль,
Гусинский – ноль и Ходорковский…

А время-то – «сплошной атасс»,
Где спекулянт, прищурив глаз,
Под кепкой прятал липкий стресс:
«А вдруг следит ОБХСС?
А если грозный КГБ?..
Тогда – труба и ты в трубе!..»

Нёс Борода командный груз
С партийным даже вдохновеньем,
И стал вдруг рай-потреб-союз,
Небесным признанным значеньем.

Пусть и земной,
и жил в нём грех,
И там не ангелы служили,
И сам рай был, но не для всех,
Но там по-райски люди жили!..

3
Живучий, крепкий мой народ,
Трудом калёный и морозом,
Он, отдавая дань колхозам,
Смог превратить свой огород
С подворьем, живностью, навозом
В какой-то собственный «нарпрод»…
(Это на Западе «они»
Войну считали лишь на дни,
У нас на годы… И дотла
Беда метлой своей мела…)
Вы, «властелины сей планеты»,
На нас нацелили ракеты, —
Нам отдохнуть бы двадцать лет,
Сквозь пот увидеть белый свет…
Забыть пилотку, гимнастёрку
И в пачках едкую махорку…

А говорят в одной мы лодке!
Смеются: вы потопли в водке!..
А мы, сложив в кустах пилотки,
Вгрызались телом в наши сотки.
Пренебрегая бездорожьем,
Мы выживали сколько можно,
И наполняли жизнью сводки…

Ракеты, спутники, подлодки,
Медалей, орденов колодки,
И даже детские колготки,
За ними наши сотки, сотки…

4
…Да вот где шкуры, шерсть и мёд
Сменять на ситец и селёдку?
Буржуйский рынок знал народ
По левитановским лишь сводкам.

В народе дума ведь жила:
«Буржуазия загнила!»
И пролетарии всех стран-
Набросят на неё аркан.
Обречена она на смерть,
Но нужно ныне потерпеть»…

И вдруг какой-то странный крен:
«Как подсластили мёдом хрен».
Для шкур и шерсти, и копыт,
Особый рынок вдруг открыт!
Кати, вези, а “хошь” – неси,
Власть разрешилась вдруг декретом!..
Не можешь так, то – напиши,
И сами к дворищу подъедут!»

«-Спеши, товарищ, не зевай!
Куда писать? В Оршанский рай!»

«-Взамен до маек и рейтуз,
Хамсой, селёдкой отоварят!»
Вот это: рай-потреб-союз!
Народу рай земной подарен!..

Но и «другая сторона»
На откуп ловким отдана…

5
— Что, категория не та?
Да что, мужик, с себя ты корчишь,
Ты не козла привёл… кота,
А получить червонцы хочешь?..

Да насмешил мне твой «товар»!
А если хвост да перевесить?..
— А, забодай его комар,
Мне время больше интересом!
— А что тебе я говорю,
Считай, на свой я риск беру…

О! Разработана здесь схема,
И на хвосты, на кал, на семя,
На петушиный мелкий пух,
На порчу крыс и разных мух,
На всевозможные утряски,
Льняных верёвок перевязки…

А подержать бычка здесь сутки,
Что останётся вдруг в желудке?
А это всё — навар и пай,
А это всё считает рай!..

В «раю» особый контингент
Среди складских немирозданий,
Совсем не ангельских созданий:
Завсклад, закупочный агент,
Бухгалтер верный, секретарь,
Шофёр, проверенный «глухарь»…
Вокруг «свои», «свои», «свои»,
И даже в сквере соловьи…

6
Мне рассказал стажёр-студент
Как сей работал контингент,
(Студент устроился по «блату»,
На очень райскую зарплату):

— Садился вот агент за стол,
Чесал «научно» долго шею:
— Мужик, кого ты вот привёл?
Быки?.. А вижу я – кащея…

А здесь к чему петух?.. Баран!
Да что я вам — какой пацан?
Пришли над властью издеваться?!
Примёрзли что ли языки?

В узлы скрутились мужики:
— Да, мы – не той, мы – это… сдаться…
И сорт…
Пускай он будет той,
Нам поскорее бы домой…

Шли мужики толпой домой,
В носки деньгу запрятав:
— Не, в етый рай – мы не ногой,
Не платы тут – заплаты…

Но как всегда, накрыли стол
На солнечной опушке
Под чарку, кильку и рассол,
Под едкие частушки:

«-В рай, да в Оршу дядя Ваня,
Свёз двухлетнего бычка,
А назад привёз в кармане
Коробейку для смычка…»

«Старшой» держал там речь свою:
— А всё же живность сдали,
И побывали все в раю,
Святых хай не встречали…

И чарка делала свой круг
Над немудрёной снедью.
— А доживём до белых мух
И снова в рай поедем…
— Ну, а куды дяваться нам,
Хай будзем нават папалам?..

А он потом, продукт села,
Уже шагал в разряде высших…
Куда вот разница ушла?
На ком, родимая, повисла?
И почему расцвёл сей рай?
Давай, товарищ, размышляй…

7
/Чтоб в тему глубже погрузиться:
Есть найважнейшая страница/,

Под эти райским добрым флагом
Имелась сеть «своих сельмагов»…

О! Ты не ведало село,
Что под прилавок сельский шло!
И далеко не чай с махоркой…
Балык!.. И красная икорка!

Копчёный палтус и маслины,
Под Новый год и – мандарины…
Ведь директива сверху шла:
«Всё для рабочего села!..
И чтоб народ был в нужном теле,
И обижать его не смели:
Не только видел в поле трактор,
Но – пыжик рыжий и каракуль!»

Но «райпотребовские боги»,
В таком порыве были строги,
И если вдруг сметали крохи,
Не всем, стоящим на дороге
С большой протянутою миской,
А по-особому лишь списку…
И в основном под Новый год
Был щедрым очень райнарод…

8
…От страшно-вражеских химер,
По трапам корабельным,
Сочился всё же в СССР
Коварный враг смертельный.

Идеологий “плотский лес”
Не мог укрыть сей злой процесс…

Казалось: всё у нас -гранит,
И мы презрели тряпки,
Но просочился… дефицит
На пыжиковые шапки.

И захотела вдруг страна
Гулять в ушанках рыжих, —
И вот уже зудит жена:
«А у соседа… пыжик!»

А тут ещё сверхмоды крик,
В каком-то сверхэкстазе,
На необычный воротник
С каракулевой вязью!..

И видишь ты: в семье раздрай,
И нужно примиренье,
И вспоминаешь: есть ведь рай,
И в нём твоё спасенье!..

9
…И шёл совет в той райстаране,
Сам Борода трибунил:
— Звонил партийный первый мне,
С женой в четверг прибудет…

Ты не занозь, Семён, штаны,
Такие тоже нам нужны!..
И не светись как антрацит,
Попрятав в нишах дефицит…
И от «яиц» своих отлей,
Да не скули собакой!..
А ты вот, Раечка, зашей
«Приветик мой» в каракуль.

Ты подави, Кондрат, свой стон
Не отменял никто закон:
«Перед начальством, как любя,
Крутить своим «балетом»,
А может вспомнят про тебя,
Когда возьмут… за это!..»

(О! Здесь расчёт – корпоративный:
Вот спорят пыжики “партийных”,
И как «приветы» те прочтут,
А вось и следствие замнут?
Когда да клюнет сей петух…
Чтоб наша партия, да… вдруг!)

Покуда шили в воротник
От Бороды «приветы»,
Носили розовый балык
Икорку и галеты.
Он понимал земной сей рай:
Что есть ещё партийный край…

10
Но как клубок ты не крутись,
Конец всегда найдётся,
Она такая наша жизнь,
Тельняшкою зовётся.

Попался как-то на крючок
Агент за «смоленый бачок»!
Всё покатилось как на лыжах,
Подняли всё: каракуль, пыжик…

Пусть десять звёзд во лбу в тебе,
Но запотеет тело,
Когда советский КГБ
Сам брался вдруг за дело…

Не знал в то утро Борода:
Вороной каркает беда…

Пришла она в вечерний час,
В обычный звёздный вечер,
Туда, где есть давно у нас
Кафе с названьем «Встреча»…

Закрыт надёжно главный вход:
«Гуляет только райнарод…»
Коньяк, дымящий шашлычок,
Лоснились маслом губы…
Подкрался чёрный воронок
С особой опергруппой…
И в небе тучи поплыли,
Дождь скользкий нагоняя,
Под ручки белые вели
«Архангелов» тех рая…

И что икорка и балык,
Лосиные котлеты,
И бесполезен воротник,
Где вшитые «приветы»…

Разговорился вдруг «глухарь»,
И даже верный секретарь,
И шли свидетелями вдруг
Хвосты телячьи, разный пух,
Рога, копыта, сливы, сало,
Чем райстрана и процветала…

Суд долго факты называл,
Раскрыв тугие папки…
«Партийный первый» пострадал
За воротник и шапку…
Да есть известный сказ понятный:
Лишь в мышеловке сыр бесплатный…
Под крик вороньих чёрных стай
Он был закрыт земной тот «рай»…

Константин Нилов
Сказ про князя Григория и его сыновей

1
Поместный славный князь Григорий,
Тот, в граде – Орше жил который,
Имел свой замок у Днепра
Со входом главным со двора.

В обед, вкусивший кислых щей,
Перепелов на вертелах,
В духу засмаженых гусей
И щук томленых на углях,
К себе покликал сыновей…

Роман, Степан, ещё Иван,
Гребнём начёс свершив на уши,
Потуже пояс подтянувши,
Предстали на заглавный план.

Щекой в зубах поковырявши,
Свергая сон, тотчас напавший,
Поднялся князь Григорий в рост:

— Ну, что в усах подсохли сопли?..
Пора, жеребчики, в оглобли,
То есть пора на княжий пост!..

Ты не елозь, Степан, на лавке,
И не считай других дурней,
Известны мне твои забавки
Щипать купечьих дочерей.

Мне надоело в челобитных
О тех щипаниях читать,
Или купцам сим не обидно
Бока синячьи оглядать?

Мне рассказали наши людцы,
Как ты на огнище ходил,
И где Матрёне из Поддубцев
Щипок постыдный засинил…

И ты, Роман, не бель-ворона,
Пивную удаль перенял
Ведро зубровки самогонной
В корчме сколь раз опустошал?

Степан сказал:
— Да весь он в деда!..
Князь оборвал:
— А в чём залёт?
Прикинь умом, когда беседа,
Тогда и два ведра пойдёт…

Вон, как посла из Мозамбики
На нашу сторону завлечь?
Ты не пойдёшь к нему с гвоздикой,
И не подсадишь к нам на печь?

Вот и налили в ихню вазу,
Дед – огурец, посол – как гриб,
Но по царя Петра указу
Случился этот перегиб.

Лили из вазы, не жалели,
И всё на свой и риск, и страх.
Посол сейчас там в мавзолее
На гостевых лежит дрожжах.

А дед назавтра похмелился,
Испил из бочки весь рассол,
И к мозамбичке подкатился,
Как тот апрельский перепёл.

Ты видишь: смугленькие в доме…
А что, откуда – отгадай?..
А всё случилось на соломе
В тот високосный самый май…

А то гляди – стал деду ровный,
Ведровой удалью хвалько!
Поедешь княжиться в Дубровно,
Там сядешь сам на молоко.

А то, ты видишь – даже сливки
Не принимает их нутро,
Им подавай ещё наливки
Да не горлач, а всё ведро!

Иван, ты младший, да не мелкий,
Но тоже разум набекрень.
Всё эту круглую крутелку
В лугах катаешь целый день.

И до того ты развинтился,
Что на словах не передать?
В одних подштанниках решился
С крутелкой ентою скакать!

Что не хватает полотнища?
Всей Орше хватит на подол!
Кричат вон девки на горищах:
— Иван, давай! Иван гол, гол!

— Так и англицкия катають? –
Степан за брата молвил вдруг
— Не всяку дурь перенимають,
На дурь потребен тоже нюх!..

В Барань получишь направленье,
Вот там кателку и катай,
Но вот налог без промедленья
Царю, браток, пересылай!..

А коль царь Петька озлобеет,
Да тупнет царскою ногой:
Всю бороду меж ног обреет
Тупой иржавленой косой!

В столице многие из свиты,
Имея разум набекрень,
Давно до пятнищев обриты,
А для него ты – шалупень!..

Тогда и сам крутелкой станешь,
И в крайнем случае – стрелец!..
Степан спросил: — Мо – я в Баране
Отстрою княжеский дворец?

В Сенно поедешь, хочешь сколько
Во сласть щипай своих купчих,
До синевы скакай _каркольки
В таех владениях своих.

А коль за разум вдруг возьмёшься,
Расширь границу городищ,
Но тоже помни, в чём зарвёшься –
Царю в цирюльню угодишь…

Да слухай ухом, а не брюхом
Это тебе не брагу пить,
Там брадобреи все под мухой –
Другое могут отхватить.

И князь Григорий сдвинул брови:
— Что за семейка? Что за род?
Вот каждый пакостить наровит,
И сделать всё наоборот!

Но отгулялись жеребята,
Насоловелись от души,
Да князем стать, стать бишь женатым,
Такой закон здесь на Руси.

И вот вчерась мне в полночь снится:
«Стрелять из лука вам велю,
Куда стрела и приземлиться –
Туда сватов тотчас зашлю».

Я ведуна спросил Михеда,
Тот отвечал: сей вещий сон,
Так вот к чему моя беседа,
Исполнить требую закон.

Ты, Стёпка, знаю на Свистёлки
Наметил свой таемный путь,
Но только это палки-ёлки
Закон исполнить не забудь.

Промажешь или в Агрипину
Вдруг попадёшь, она в родне,
Туда й сватов своих закину,
Жить с Агрипиною не мне.

Особо, Стёпка, не дурнися
На Дон что можешь загулять?
И ты, Иван, не очень лыбся,
Та не в подштанниках скакать.

— Нет, батька, это не по-людски, —
Желал Степан начать вновь речь, —
Князь оборвал: — А что – по-русски
Залезть к Наталии на печь?

— А если нос как у орлицы.,
В ногах сплошная карусель?
И на такой навек жениться?
Не лучше, бать, отправь в Брюссель.

— Ага, держи мошну пошире,
Что я последний идиот?
Один такой вот был в Каире,
Так МИД устал от этих нот.

Нашёлся вишь мне спец по бабам,
Я знаю в чём, куда финтишь.
Тебе сейчас бы на корабль,
В Брюссель, а лучше в сам Париж.

Ты мне тут байки свои баешь,
И поучаешь может жить?
И не учиться ты желаешь,
А баб заморских засинить…

А Петька – царь меня на плаху?..
Решил Иван руку поднять:
— А он же сам там под рубахи…
— Молчать! Себя с царём ровнять!..

— А кирпичем коль щёки мажет?.. –
Вступил Роман вдруг в разговор.
А ты её мелком да сажей,
И в прогуляние во двор…

— А если в грудь пихает стружку?
Сметану мажет до ушей?..
— А что тебе должны подушки?
Коль – так- щипай своих гусей…

Сказал и точка! Лук к полудню,
Григорий – князь скривил свой рот, —
Назавтра. Всё – приспели будни,
В оглобли бегом и… вперёд…

Я и комиссию назначу,
Так если что, так к ней протест,
Ну, что потомнички – удачи
В стрельбе в мишении невест!

2
У замка белого народ
Стоял, раскрыв широкий рот,
И знал народ весь наперёд:
Что и князькам не сладкий мёд…

Тоска темнила многим очи,
Жалел народ Степана очень,
И сколько было тайной мочи
Его на местный трон пророчил.

Да и купцов мирских девицы
Платком скрывали томно лица,
С утра до полудня вздыхали
И все щипания прощали.

— Что без Степана огневища!..
Да пусть придёт таких вот тыща
Он – флагман всех «гардемарин»:
— Для нас Степан такой – один!..

А как Романа обожали!
В корчме по святкам ожидали…
Ведро дубовое на круг:
Вот что такое: князь и друг!

Он у стены под стиль барокко,
Свае ведро держал у бока,
Когда последний друг стлал пол,
Ведро пустое бил об пол.

Но шёл домой чеканным шагом,
И незнаком как будто с брагой,
Лишь прикусив в меду фасоль…
Держал припев на ноте соль!..

Иван – душа мальцов оршанских,
Имел в футболии все шансы.
Пузырь двухслойный, жёлтый, бычий,
Или какой рогатой дичи.

Мог на канавной зыбкой бровке,
Катать с завидною сноровкой!
Одев в орнаментах рубашку,
Вокруг – девицы. Нос в ромашки,
Бодрили криками: «Ого-гой!
Иван наш – греческий герой!»

И меж князей пошли записки,
(И до царя тот слух дошёл),
Стал интерес послов английских:
Что у русинов есть футбол?

Затылки немцы зачесали,
Испанцы тоже рвали грудь:
«А может что-то мы проспали,
Русины вон футболом бьють!..»

-И вот стрельба тая из лука
И будет княжеский венец,
А если вдруг жена-падлюка,
То всей футболии конец!..

3
У замка выстроился люд.
Под зипунами свербный зуд,
Как будто вдруг свершился суд:
Кого-то к плахе поведут…

И добрый люд наш, да и колкий,
И может радостно вздыхать,
Как у соседа сдохнет тёлка,
Пусть сам собрался умирать.

И есть в душе такая ниша,
(Не приведи нас Божий гнев)
Пусть вот своя дымится крыша,
Зато горит соседский хлев.

Потом всем миром будут строить,
Делить с соседом сухари,
И брать за грудки, если спорить,
И обниматься до зари…

Люд защёлкался в орехах,
Далеко за градом звук,
— Вон имчит дворецкий бегом
И несёт на башню лук!…

— Аль князьки потянут жребий?
— Старшинством могёть пальнуть!..
— Хай бабахнет Стёпка первым,
Остальные подождуть…

У купчих в волненьи груди:
Их девицы самый сок!
«Кто ж тогда щипаться будет?
Кто й кому подставит бок?..»

— Не, Степан – князёк что надо!
— И в щипаньи удалец!..
— Да женить потребна гада,
Нащипался оголец!

Наступает миг опасный,
Разделился вдруг народ…
(-Вот уже схватились в пасмы,
Вот кровавят чей-то рот!)

Мужики, покинув пашни,
Колья тянут из плетней, —
Князь Григорий зрит из башни:
— Стражу кликнуть поскорей!..

— Где урядник?.. Спит поганец!
А народ лютует тут!
Поразъелся на сметане
И проспал народный бунт!

Мчит урядник весь заспаный,
На ногах один сапог!
Дробь из брючного кармана
Сыплет бисером меж ног.

— Разойдись!.. Али стреляю!
Хохотал в ответ народ:
— Может ты заспал в сараю,
Вон труха из чубья прёт!..

Стража вынесла секиры,
Развернула враз монтиры,
Наступает грозный миг!..
И народ замолк, притих…

На дороге магистральной
Развернулся белый флаг,
Будто та шерстечесальня,
Вся в купечьих волосах.

Подтянули жёны юбки,
Стали тихо размышлять:
— А на стрелах три зарубки,
Вон-то ентую поймать!..

На пределе снова нервы:
В небе белая стрела:
— Это Ромка стрельнул первым,
Вишь с подвёртами пошла!

Зрят червонные молодки –
Все навыкате глаза,
И воткнулись подбородки
Да ушей все в небеса!..

— Вон, глядай, летит вторая!
— Это – Стёпка!.. Точно он.
У него вся голубая…
Вот кого да нам на трон!..

— И в неё тае зарубки?
— Наконечник – чиста медь!
— А что ты, моя голубка,
Яё хочешь заиметь?

— Что ты, милка, захворела,
Аль змяюка закусил?..
— Вона жёлтая взлетела,
Ванька в свет свою пустил!..

Всё прошла, как день вчерашний…
Принесли дубовый стол,
И комиссия на башне
Подписала протокол!..
4
Прокурлили в небе утки,
Сокол трижды пролетел,
И минули уже сутки:
Не несут засланых стрел!..

И на улицах всех тихо
До последнего угла,
В замке белом повариха
Спит у званого котла.

Стольник чистит молча плаху,
Вдруг зачем-то у ворот:
— Шашлыки гляди запахнут
И пойдёшь на эшафот!

Повариху словом дубит
И готов верёвку вить,
Хотя знают все -сам любит
У котла любовь крутить…

Смотрит косо на половник
С подозрением в глазах,
«Коли стал палач любовник,
Потеряла баба страх…»

— У меня, милок, в порядке, —
Поварихи был ответ, —
— У меня ещё на складке
В заморозке сто котлет…

Князь Григорий весь на нервах,
Как писалось – «до нельзя».
— Не несут стрел что-то, стервы!
Аль промазали князья?

Вдруг дворецкий с доброй вестью
Прибегает: — Князь родной!
У ворот тае невесты
Целой ентою гурьбой!..

— Как гурьбой?! – князь в удивленьи. –
Три стрелы был уговор!..
— Белых тех – до одуренья!
Голубых – хоть строй забор!

— Да и жёлтых стопой целой!
И дворецкий рот раскрыл.
— Что ,в зарубках тея стрелы?
Князь с кулачьем подступил.

— Так и есть – зарубок тройка!
Стал дворецкий сам как мел.
— Где сокольничий мой Колька?
Кто продать секрет посмел?

Это что вокруг шпионство?
Где урядник? Стольник где?
Или всё кругом притворство
В ентом замковом гнезде?

Князь Григорий бьёт ногою –
Кто под руку попадёт:
— Я всё ентое раскрою,
Всех «кротов»- на эшафот!

Стольник, лишь пригнув колени:
— Успокойся, господин.
Есть секретность в опереньях,
Энто знаю я один.

И на ухо шепчет князю
Тот секрет особых стрел:
— Ну, мудрец, ну, ты – зараза,
Всё как есть предусмотрел…

У ворот толпа народа,
В удивлении помест:
Будто вся вокруг природа
Из одних сплошных невест.

Налетели как сороки
Вдовы ближних городов,
Кирпичём надраив щёки,
Разодрав носищи в кровь.

На пристолище прицелы,
Не глаза вокруг – угли!
А в руках зажаты стрелы,
Все за счастием пришли!..

Вот построили всех в «нитку»
От прикняжьей проходной,
Сам сокольничий в калитку
Пропускает по одной.

Не смущаясь, не краснея,
День течёт поток девиц,
Но в калитку рядом в шею
Выгоняют дружно лжиц!

И устал уже присяжный
Ставить птички в протокол…
Дело к вечеру, в прикняжьей
Стрел гора, но все – прокол!

Вдовы юбки подтянули,
Обнажая весь позор:
— Провалились, не надули,
Не попали в княжьий двор…

Князь Григорий тучей ходит
И не пьёт уже, не ест,
Повариха томно бродит:
Настоящих нет невест!

Стынет в кадке соус «Чили»,
Что прислали рыбаки,
Хорошо не замочили
В спецрасоле шашлыки.

Только в пихтовом бассейне
Хохотун и дружный плеск,
Сыновья в большом весельи
И в глазах задорный блеск.

А запросы их простые:
Не покинуть отчий дом.
— Ишо будем холостые!
— Ишо с батькой поживём!

5
На четвёртый день у замка
Тормозит вдруг тарантас,
Незнакомая мадамка
Из него сошла тот час.

В платье вееры летают
И перо на голове:
— Здесь ли ныне принимают
Стрелы ваши от невест?

— Ха! – заморщил нос дворовый, —
Да видали мы таких!
Но невеста хмурит брови:
— Подавай князей своих!

Вот сокольничий выходит
На крыльцо: — Что там ещё?
— Вы стрелу послали вроде?
Зацепила мне плечо…

И мадамка из портфелий
Достаёт уже стрелу…
Протянула… Осмотрели…
Даже ставили на лук.

И сокольничий внезапно
Загудел как майский шмель:
— Всё проверено трёхкратно,
Как и есть – Романа стрель!

Зашуршала вмиг контора,
Кто-то подпись, кто – клише,
На крыльцо сам князь Григорий
Вышел в праздничном плаще.

— Вото- ты, моя желанна!
Я тебя заждался весь!..
— Подожди, князь, может рано
Ещё радоваться здесь.

И мадамка твёрдым ходом
На ступеньки поднялась.
— Не помазано здесь мёдом
Жениховство это, князь.

«Что й такое» — княжья шея
На два дюйма подросла! –
Это что за аташея
Из гадючьего села?

— К жениху имею слово,
Пусть зарубит наперёд,
Я – княжна из Могилёва…
Женишок-то вроде… пьёт?

И Роман горит в смущеньи,
Но княжна-то как стройна!
И как ландыш тот весенний
Красотой наделена!..

Но сия видна особа
Не по возрасту строга,
У Романа вдруг в ознобе
Заморозилась нога.

Разыгралась странно драма,
Рад Роман, как и не рад:
«Отвергнёт ещё со срамом,
Опозорю Оршу-град…»

— Пить с сегодня прекращаешь!
Про корчму враз забываешь,
Как и пьяное уродство!
Квас теперь напиток твой,
Мне здоровое потомство
Нужно, муж мой дорогой!

Князь Григорий бьёт в ладони:
— Ото, девка! Ото – класс!
Ну, что, миленькие кони,
Есть уздечка и на вас!

И никто, княжна, не спорит,
Что искал, то и – нашёл!
По рукам! – и князь Григорий
Утвердил сей протокол!

А Степан с Иваном в щели
Оглядали сей процесс,
Дважды даже запотели,
Наблюдая княжий стресс.

— Ничего себе! А завтра –
Да такая вдруг «чума»,
С этой строгою заявкой?..
— Да не надо мне дарма!

— Всё, Роман, пропал братанька,
Записали в женихи!
— Лучше б взял купчовку Таньку…
— С ентой – шуточки плохи.

— Но зато красива, стерва!
Бровь соболья, строен стан!
— Но порвёт братаньке нервы, —
Подытожил брат Степан.

У Днепра костры палили,
Князь Григорий маком цвёл,
Трубачи весь день трубили,
Шашлыки семь раз мочили,
В общим праздновал престол!..

6
А назавтра снова к замку
Подкатил вдруг фаэтон
И прекрасная мадамка
Вышла в праздничном манто:

— Здесь ли ныне принимают
Стрелы, кто их запустил?
— Ну, конечно… Ну, бывает…
Старший стражник подтвердил…

И опять стрелу крутили:
И на цвет, на весь секрет.
Руки терли, подтвердили,
Что подделки в этом нет!

— Эй, Степан, куда ты скрылся? –
Князь Григорий сына звал.
— Акулина! – и расплылся
Наш Степан, весь засеяв.

— Ну, родимый, ты ль давеча
В лавке девок защипал?
— Это – я, но в этот вечер
Извиняться я желал.

— А жениться как желаешь? –
Князь Григорий супит взор. –
Всею жизнью отласкаешь
Этот форменный позор.

— Князь – готовый! – у Степана
В горле вкус как от халвы, —
Обошёл я тут Романа,
Чай на две полголовы!

И расправил разом плечи,
«Под хомут найдут дугу,
С этой кажется полегче…
И на огнище сбегу…»

Акулина вдруг да в позу
Стала чистой ведьмой вдруг:
— Но щипаться ты не сможешь,
И забудь щипных подруг!..

У купечьей дочки косы
Ниже талии висят:
— Я тебе щипать под осень
Подгоню своих гусят…

И опять гремели пушки,
И дымились шашлыки,
И стучали дружно кружки
До рассвета у реки.

Князь Григорий весь в сияньях:
«Вот и смыт в сей день позор!
Челобитная в щипаньях
Не пребудет в княжьий двор!..»

7
Да опять дни ожиданий:
Нет Ивановой стрелы!
Посыльные под Баранью
Все облазили углы.

Были первые зазимки
Здесь в верховиях лесных,
Да, бывали «проходимки»,
Только в шею гнали их.

И уже на первом снеге
Тень мохнатая легла,
Вспомнил вдруг окольный егерь:
— Завернула в лес стрела!

Стал Иван немного «скушный»,
Пусть не верил в чудеса,
Жеребца, взяв на конюшни,
Сам отправился в леса.

Едет ,видит ель большая
В два обхвата вдруг стоит,
А под ней вся золотая
Шелуха огнём горит!

Сосны рядом, дуб могучий,
Небо – чистый малахит, —
Удивительный сей случай
Кто так золотом сорит?

Подивился только этим –
Не чудит лесной ли дух?
«Так, я может до рассвета
Здесь невесту не найду?»

— Что мне это золотишко?
Вон сундук у бати, чай,
Им наполненный до крышки,
Мне – невесту подавай!

(Только княжич благородный
Позабыл: что и у нас
Кризис этот межнародный
Съел весь княжеский запас…)

И хотел уже отъехать,
Слышит голос над собой,
Показалось даже эхо:
— Не спеши, Иван… Постой… —

Голос ласковый, девичий,
Нежный, как лесная сень
У поляны земляничной
В голубой апрельский день.

Вздрогнул конь весь зыбью мелкой,
Зазвенели удила,
Глянул вверх: простая белка?
В лапках сланая стрела!

Точно! С медью, с желтизною,
Опереньев перекос!
— Ха! Что может мне – женою?..
Зачесал Иван свой нос.

— Не спеши, Иван, бросаться
Пирогами в день святой…
Нам не ныне обвенчаться,
Но бери меня с собой…

Да, придётся, мне батяней
Учесть ентая дана,
Да еще князьком в Барани,
Вото, странная жена…

И ослушаться не смею,
И свернуть нельзя назад,
Да и лгать я не умею,
Так что – в торбу полезай!

— Шелуху в рюкзак походный
Согреби, доставь казне.
Или золото сегодня
В царстве вашем не в цене?

Я сама не для потехи
Сей бросаюсь шелухой…
Будешь мне носить орехи,
Станешь – князь весь золотой…

«Не такую только кашу
Мне с печи да доставать…
Экономику всю нашу
Энтим делом поддержать…»

— А ещё будь терпеливым,
Не считай судьбе сей суд…
Каждый может стать счастливым,
Лишь пройдя особый труд…

В эту ночь Ивану снится
Непонятный дивный сон:
Распрекрасная девица
В замке здесь и рядом он.

И вокруг девицы тоже,
Стрелы жёлтые в руках,
Обнимают, гладят кожу
У Ивана на руках…

Но от той, стоит что рядом,
Оторвать не может глаз…
— Я – царевна из Эллады,
Ты меня от троллей спас…

— Как?.. А эти?
— Это – тролли. Ты, Иван, гони
их прочь,
незавидные их роли,
у них день такой, как ночь…

И тогда Иван руками
стал разбрасывать девиц,
и вороньими комками
покатились девы ниц…

— Где царевна?
Голос белка,
С кой теперь изволил жить:
— Счастье, князь, не на тарелке,
Счастье нужно заслужить…
Сон твой – правый, сон твой – здравый,
Но пусть тайной будет впредь…
На руке твоей, на правой,
Утром будешь перстень зреть…

— Мне – не перстень, ты – любима!..
— Наберись терпенья, князь…
В клубах розового дыма
Всё исчезло вдруг из глаз.

Утром видит он: сияет
Перстень солнцем на руке!..
Но душа его желает
К той, в том сонном далеке…

8
…Только радостен -радешен
Князь Григорий: — О, дела!
Экономика вдруг в Орше
Вверх уверенно пошла!

Положив в углу доспехи,
Из орешницы лесной
Носит лично князь орехи
Для невестки золотой!

— Пусть других жрёт зависть – жаба,
Коль, такой есть аппетит,
Э, Иван, найдём мы бабу,
Эта – пусть нас золотит!..

Вон их сколько со стрелами
Здесь торчали до ночи,
Влезть готовы и с ногами
На господские харчи.

— Ты, Иванька, не турбуйся, —
Учит сына главный князь, —
На меня, сынок, не дуйся,
Я ж тебе не слал напасть?

А к стряпухе ночью двери
Приоткрой… Кровь с молоком!..
— Нет, отец, одной я верен,
Пусть и кличут дураком.

— Ну, коль так… Решил дурниться,
Значит в том твоя тропа,
Но пускай вот золотится
В замке нашем скорлупа…

Не такая уж загана
Белку милой называть,
Да Романа и Степана –
Золотишком поддержать.

Вон на пашню не нагою
Даже плетью не загнать,
Так, что, Ванька, нам с тобою
Лишь казну здесь наполнять.

9
Но, услышав эти речи,
И Ивана твёрдый глас,
Белка вдруг в тот самый вечер
Подраскрылась в первый раз.

На палату вдруг в мгновенье
Опустился синь-туман,
Дева!.. Чудо!.. Загляденье!
Созерцал тотчас Иван.

Арфой царскою, напевной
Голос нежный зазвучал:
— Я – заморская царевна,
Кролль меня околдовал…

В том, ты зреешь, пострадала,
Так живу вот третий год,
Потому, что не желала
Выйти замуж за него.

Рассказать страданья кабы,
Нужно вылить море слёз…
А потом меня корабль
В глушь лесную вдруг привёз…

Облик станет человечий
И царевной стану вновь,
Колдовство пройдёт, коль встречу
Настоящую любовь.

Ты, Иван, моя отрада!
Пала троллев вот стена,
И тебе теперь наградой,
Я – царевна, я – жена…

Завтра чудо – караваны
К замку в полночь приплывут,
Из моих богатств преданных
Фонд алмазный привезут.

Из моих больших подворий
Привезут сто скакунов,
Пусть узнает князь Григорий-
Что то – верная любовь!..

А ещё царевна-белка
Предрекла здесь у окна,
Что Иванова крутелка
Будет всей земле нужна.

— …На земле крутится, в небе,
И восславит даже трон!
И кому-то станет «хлебом»,
Даже с маслом с двух сторон…

Привезли быков отборных,
Закрутили вертела,
Над Днепром трубили горны,
И флотилия плыла.

Шла флотилия большая,
Царь заморский вёз дары,
И гуляла вся лесная
Сторона здесь до зари.

И полили пушки сутки,
И дымились шашлыки, —
И лесные незабудки
Зацвели вдруг у реки…

10
Эпилог
Вот конец. Все в сказке квиты,
Только шепчут мне окрест:
«В чём же был секрет закрытый
Стрел, искали что невест?»

Предыдущим поколеньям
Тайна страшная раскрыта:
У тех стрел, да в опереньях,
Нить особая зашита!..

Всё решилось – полюбовно,
Все свои заняли ложи,
Кто – в Сенно, а кто – в Дубровно,
Наш Иван – оставлен в Орше…

Да, Ивану вдруг прилюдно
Поднесли особый дар,
Из даров заморских чудных
Дутый бычий круглый шар!..

А потом два матча были,
Если ныне то сказать:
Англичан «в сухую брили»,
Да со счётом ноль на пять!..

Били громко барабаны,
У Днепра витала страсть,
Был Иван наш капитаном,
В остальном же – славный князь!..

Ну, теперь конец сказанью,
Ставлю точку в пике дня,
Но скажу вам: «До свиданья»,
Есть задумки у меня…